Колодец пророков - Страница 134

134

– А как же Россия, товарищ генерал? – задал странный вопрос Илларионов.

– Да-да, Россия, – рассеянно повторил генерал Толстой. – Где дискета?

– Теперь им известны все семь букв, – сказал Илларионов, – не слишком ли дорогая цена за дискету?

– Не думаю, сынок, – отправил в электронный мусоросжигатель новую порцию бумаг генерал Толстой. – У них очень совершенные компьютеры. Они пропустят в космической лаборатории через вирус уничтожения все возможные комбинации из этих семи букв. По Библии ведь как? Узнать и уничтожить имя значит уничтожить того, кто будет назван этим именем. Мы идем с ними параллельными курсами, сынок. Только они хотят спасти свою западную цивилизацию, то есть доллар Соединенных Штатов Америки, а мы – как всегда весь мир. Как говорится, Бог в помощь, да только у них мало времени, сынок. Чтобы одно семибуквие прошло в космосе через вирус уничтожения, требуется десять минут и шестнадцать секунд. Они должны угадать имя не позже семидесяти семи часов с момента зачатия носителя имени. Потом он неуязвим.

– Зачем вам это? – Илларионов извлек из кармана дискету, положил на стол. – Какой в этом смысл? Что именно вы хотите спасти?

– Сам не знаю, сынок, – задумчиво посмотрел на дискету генерал Толстой. – Я как будто просадил в прибрежном казино все свое состояние. Но мне доподлинно известно, что не позже чем через час волна-цунами смоет казино вместе со сраным прибрежным городом к чертовой матери. И вот я занимаю под немыслимые проценты деньги, покупаю фишки и ставлю все на зеро. Зачем? Я сам не знаю…

– На кого из двадцати шести вы ставите? – спросил Илларионов, хотя заранее знал ответ.

– На нынешнего президента, – удивленно ответил генерал Толстой. – На кого же еще?

Илларионов медленно поднялся, пошел к двери. Генерал Толстой любил повторять, что человеческому пониманию доступна в лучшем случае половина истины. Другая – решающая – половина остается вне человеческого понимания, потому что она в другом мире. Поэтому Илларионов не стал спрашивать у него, какую ставку он сделал в другом – не прибрежном – казино.

Илларионову показалось, что генералу Толстому не понравился его сон. Не столько то, что Илларионов отныне знал свой путь: лететь сквозь солнечный снег вместе со светящимися альбатросами, – сколько то, что Илларионов увидел не змей, волков или крыс, а птиц, конкретно альбатросов. И еще Илларионов вдруг вспомнил давнюю контрольную работу, в которой он делился мыслями относительно того, как принять единственно верное решение в условиях, когда единственно верного решения не существует, потому что в любом решении заключается изначальная, исходящая из предложенных условий, ошибка. Илларионов тогда написал, что единственная возможность принять верное решение – довести до логического завершения (абсурда) все возможные, в особенности взаимоисключающие решения. Грубо говоря, использовать все имеющиеся в твоем распоряжении силы для решения одной задачи двумя – взаимоисключающими в смысле ожидаемого результата – методами. Только тогда полученное решение может считаться правильным, потому что погрешность против Судьбы будет практически сведена к нулю. Илларионов более ни секунды не сомневался, что генерал Толстой одновременно стоит во главе двух заговоров: чтобы любой ценой привести к власти нынешнего президента – и чтобы любой ценой у него эту власть отобрать.

Илларионов молча открыл обитую вишневой кожей дверь кабинета.

– Будь осторожен, сынок, – услышал он голос генерала Толстого. – Сегодня неудачная в смысле электромагнитного излучения ночь.

Илларионов, не смягчая шагов, вышел в застланный ковром коридор, а потом, до предела смягчив, вернулся к предусмотрительно оставленной чуть приоткрытой вишневой двери. Он вернулся вовремя. Генерал только что закончил набирать номер на сотовом телефоне.

– Он твой, – сказал генерал и тут же прервал связь.

Илларионов выскользнул в коридор. Он не знал, благодарить ему генерала Толстого за предупреждение или проклинать за предательство. Спустившись на лифте вниз, выйдя на темную Лубянскую площадь, Илларионов подумал, что ему нет смысла ни благодарить, ни проклинать генерала. Илларионов знал, кому отдал его генерал Толстой, произнеся в телефонную трубку два слова: «Он твой».

Судьбе.

V

Илларионов пренебрег дежурной машиной, отправился домой пешком. Ночь была столь тиха, что Илларионову казалось, он слышит, как глухо бубнит вознесенный над зданием Государственной Думы огромный трехцветный государственный российский флаг. Флаг был бесконечно одинок в черном воздухе над крышей Госдумы. Со всех сторон его подпирали желтые лучи прожекторов. Илларионов вспомнил, что желтый цвет – цвет предательства. Таким образом, вокруг российского государственного флага простирались две стихии: черная – небытия – и желтая – предательства.

На Охотном ряду Илларионов спустился в подземный город. В некоторых круглосуточно работающих секциях торговали спиртным, экзотическими фруктами, горячими мясными закусками. Однако запах специй, кофе, пиццы и чизбургеров – запах благополучия и достатка – растворялся в тошнотворной вони, исходящей от набившихся в подземный город бомжей. Илларионов сегодня не обедал и не ужинал. У него мелькнула мысль съесть жареную сардельку, запить ее клюквенной новгородской водкой, но он понял, что это исключено, заметив под пластиковым столиком, за которым он намеревался расположиться, бинтующего гноище на ноге изможденного старца, изнуряемого вшами. Вшей на, похоже, отдающем Богу душу старце было слишком много для одного человека. Они уже освоили стол – копошились в белоснежной соли в солонке, отчего соль казалась живой и как будто смешанной с огненным кайенским перцем.

134