– Ты правильно встала, девочка, – пробормотал молодой человек. Его дыхание пахло могилой. Он вдруг сделался до такой степени безликим и незаметным, что Августу оставили малейшие сомнения: никакая милиция никогда его не поймает; он будет убивать кого хочет, как хочет и сколько хочет.
Пока он повелевает запахами. Пока ему будет позволено. Кем?
Августа поняла, что их встреча – не случайность. Это было невероятно, но Августа почти забыла о его присутствии.
– Я догадываюсь, кто ты, – услышала она его голос, – но раз уж мы встретились, принцесса, позволь… – приблизился к ней вплотную. У Августы возникло чувство, что ее хоронят стоя и заживо – обкладывают ее теплое тело богини, высокую дышащую грудь липким, просверленным грибницами шампиньонов дерном, – хотя бы поцеловать…
У Августы мгновенно пересохли губы. Она подумала, что поцелуй не доставит молодому (или не очень молодому?) человеку ни малейшего удовольствия. С таким же успехом он мог бы поцеловать полуденный песок в пустыне или раскаленную сковородку. Августа не обольщалась мнимым смирением молодого человека в светлом костюме. Зло, воплощением которого он являлся, было настолько низменным и примитивным, что предстоящие его телодвижения не просчитывались. Воздействовать на полузмеиное, оперирующее запахами отродье было столь же сложно, как, скажем, выплавить железо из грубой руды для наконечника копья с помощью тончайшей компьютерной технологии, используемой для получения суперстали из сложнейшей комбинации цветных и белых металлов. Августа закрыла глаза.
– Не в губы… – услышала она уже не человеческий голос, а стопроцентное змеиное шипение, – точнее, не в эти губы… Я хочу причаститься к створу ворот, из которых… – молодой человек в светлом костюме опустился перед Августой на колени. Взлетевшая рука легко расстегнула ее юбку, длинный палец, как острый коготь, зацепил, разрезал, стянул вниз трусы. – Девочка, ты даже не представляешь, какой сладкий у меня язычок! – задыхаясь от страсти, молодой человек требовательно развел стоящей у стены Августе ноги, приклеился мокрыми ладонями – лягушачьими лапами – к ее ягодицам. Некоторое время он сосредоточенно сжимал и тискал их, покрывал липкими поцелуями бедра, потом, застонав, запрокинул вверх голову. Августа едва не потеряла сознание, когда увидела мечущийся в пыльном чердачном воздухе, как мертвое адское пламя, длинный раздвоенный – неуловимого (мертвого) цвета – змеиный язык.
– Мой язык обладает антисептическими свойствами, – прошипел снизу молодой человек, – я подмету твое лоно, как пол в храме… Если, конечно, ты хочешь, чтобы мы расстались добрыми… живыми друзьями… – Августа уже ощущала стремительные, щекочущие касания змеиного языка, – а ты ведь хочешь, чтобы мы расстались друзьями, я прошу тебя… Нет, я требую… Раздвинь ноги, сука, если хочешь остаться в живых! Смотри, смотри, что я делаю! – спустил с себя штаны, прижался к коленям Августы холодным безжизненным членом. – Нам некуда спешить, принцесса… Это только первая серия… – раздвоенный язык молодого человека медленно вошел в Августу.
До сих пор ей еще не доводилось испытывать столь сильного и странного наслаждения. Едва сдерживая рвущийся наружу животный стон, Августа прижала тыльную сторону ладони ко рту, другую руку что есть силы впихнула в стенной пролом.
– Наш фильмец будет многосерийным… Или я ошибаюсь, принцесса?
Она почувствовала, как язык молодого человека в светлом костюме разделяется на две подвижные самостоятельные части. В то время как первая часть занималась своим делом (подметала лоно как пол в храме) в одной полости, вторая нежно и осторожно скользила вдоль промежности, нащупывая путь, чтобы внедриться в другую. Почти теряя сознание от сотрясающих ее судорог, Августа нащупала в проломе закрепленный на специальном держателе стилет. Она как будто знала, что он хранится именно там. Этим стилетом проклятый ублюдок закалывал несчастных загипнотизированных девиц. Августа выхватила стилет из пролома, ухватилась за рукоятку двумя руками, ногой отпихнула молодого человека в светлом костюме, а когда он поднял на нее удивленное лицо, что есть силы, не обращая внимания на протестующе и умоляюще взметнувшийся язык, вонзила – по самую рукоятку – стилет точно ему в левый глаз, после чего упала на поверженное, приколотое к облитой битумом трубе тело, обессиленно растекаясь в последнем – самом сильном – оргазме.
…Таким образом, расхожее представление о силе, частью которой была Августа, как о законченном – абсолютном – зле решительно не соответствовало действительности. Августа могла вспомнить немало случаев, когда она впрямую карала зло. Она доподлинно знала, что в грядущем мироустройстве (по крайней мере на верхних его этажах) не предусмотрено места для самых примитивных и отвратительных проявлений зла.
Августа не могла не думать о грядущем мироустройстве, в создании которого ей была отведена столь серьезная роль. Пока еще она не видела картины во всей ее блистательной завершенности. Видела отдельные фрагменты-прообразы в таких, казалось бы, малосвязанных между собой проявлениях, как некоторые газетные публикации и телевизионные передачи, отдельные слова и поступки находящихся У власти или стремящихся к власти политиков.
Иной раз Августа задумывалась над тем, чем явится новый миропорядок для так называемых простецов, то есть для подавляющего большинства жителей Земли. Она не могла согласиться с лукавыми утверждениями, что они пострадают безвинно. Более того, Августа вообще не считала, что они пострадают. Переход к новому порядку должен был свершиться легко и естественно, как изящное выпрастывание и немедленный полет мягкой пластичной бабочки из жесткой хитиновой куколки.